Неточные совпадения
«Где это, — подумал Раскольников, идя далее, — где это я читал, как один приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что если бы
пришлось ему жить где-нибудь
на высоте,
на скале, и
на такой узенькой площадке, чтобы только две
ноги можно было поставить, — а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, — и оставаться так, стоя
на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, — то лучше так жить, чем сейчас умирать!
— Пишу другой: мальчика заставили пасти гусей, а когда он полюбил птиц, его сделали помощником конюха. Он полюбил лошадей, но его взяли во флот. Он море полюбил, но сломал себе
ногу, и
пришлось ему служить лесным сторожем. Хотел жениться — по любви —
на хорошей девице, а женился из жалости
на замученной вдове с двумя детьми. Полюбил и ее, она ему родила ребенка; он его понес крестить в село и дорогой заморозил…
Он, не обращая
на Райского внимания, переменил панталоны и сел в большом кресле, с
ногами, так что коленки
пришлись вровень с лицом. Он положил
на них бороду.
А если
приходится сидеть, обедать, беседовать, заниматься делом
на том же месте, где ходишь, то, разумеется, пожелаешь, чтоб
ноги были у всех чисты.
Утром 4 августа мы стали собираться в путь. Китайцы не отпустили нас до тех пор, пока не накормили как следует. Мало того, они щедро снабдили нас
на дорогу продовольствием. Я хотел было рассчитаться с ними, но они наотрез отказались от денег. Тогда я положил им деньги
на стол. Они тихонько передали их стрелкам. Я тоже тихонько положил деньги под посуду. Китайцы заметили это и, когда мы выходили из фанзы, побросали их под
ноги мулам.
Пришлось уступить и взять деньги обратно.
Чем ближе мы подвигались к перевалу, тем больше становилось наледей. Такие места видны издали по поднимающимся от них испарениям. Чтобы обойти наледи, надо взбираться
на косогоры.
На это
приходится тратить много сил и времени. Особенно надо остерегаться, чтобы не промочить
ног. В этих случаях незаменимой является удэгейская обувь из рысьей кожи, сшитая жильными нитками.
— Ведь вы, может быть, не знаете, — продолжал он, покачиваясь
на обеих
ногах, — у меня там мужики
на оброке. Конституция — что будешь делать? Однако оброк мне платят исправно. Я бы их, признаться, давно
на барщину ссадил, да земли мало! я и так удивляюсь, как они концы с концами сводят. Впрочем, c’est leur affaire [Это их дело (фр.).]. Бурмистр у меня там молодец, une forte tête [Умная голова (фр.).], государственный человек! Вы увидите… Как, право, это хорошо
пришлось!
Пришлось мне сидеть
на месте до тех пор, пока рана
на ноге не зажила как следует.
В это время в лесу раздался какой-то шорох. Собаки подняли головы и насторожили уши. Я встал
на ноги. Край палатки
приходился мне как раз до подбородка. В лесу было тихо, и ничего подозрительного я не заметил. Мы сели ужинать. Вскоре опять повторился тот же шум, но сильнее и дальше в стороне. Тогда мы стали смотреть втроем, но в лесу, как нарочно, снова воцарилась тишина. Это повторилось несколько раз кряду.
Лошади сильно истомились: они еле передвигали
ноги и шатались.
Пришлось сделать привал. Воспользовавшись этим, я поднялся
на небольшую сопку, чтобы ориентироваться.
Чем дальше, тем тропа становилась все хуже и хуже. Долина сузилась совсем и стала походить
на ущелье.
Приходилось карабкаться
на утесы и хвататься руками за корни деревьев. От жесткой почвы под
ногами стали болеть подошвы ступней.
Спустившись с дерева, я присоединился к отряду. Солнце уже стояло низко над горизонтом, и надо было торопиться разыскать воду, в которой и люди и лошади очень нуждались. Спуск с куполообразной горы был сначала пологий, но потом сделался крутым. Лошади спускались, присев
на задние
ноги. Вьюки лезли вперед, и, если бы при седлах не было шлей, они съехали бы им
на голову.
Пришлось делать длинные зигзаги, что при буреломе, который валялся здесь во множестве, было делом далеко не легким.
«
Придется в портные отдать!» — мелькает в голове у матушки, от взора которой не укрывается, что
ноги у крестника короткие и выгнутые колесом, точно сама природа еще в колыбели осудила его
на верстаке коротать жизнь.
Однажды, сидя еще
на берегу, он стал дразнить моего старшего брата и младшего Рыхлинского, выводивших последними из воды. Скамеек
на берегу не было, и, чтобы надеть сапоги,
приходилось скакать
на одной
ноге, обмыв другую в реке. Мосье Гюгенет в этот день расшалился, и, едва они выходили из воды, он кидал в них песком. Мальчикам
приходилось опять лезть в воду и обмываться. Он повторил это много раз, хохоча и дурачась, пока они не догадались разойтись далеко в стороны, захватив сапоги и белье.
Эта новость была отпразднована у Стабровского
на широкую
ногу. Галактион еще в первый раз принимал участие в таком пире и мог только удивляться, откуда берутся у Стабровского деньги. Обед стоил
на плохой конец рублей триста, — сумма, по тугой купеческой арифметике, очень солидная. Ели, пили, говорили речи, поздравляли друг друга и в заключение послали благодарственную телеграмму Ечкину. Галактион, как ни старался не пить, но это было невозможно. Хозяин так умел просить, что
приходилось только пить.
Из всей этой малыгинской родни и сборных гостей Галактиону ближе всех
пришелся по душе будущий родственник, немец Штофф. Это был небольшого роста господин, немного припадавший
на левую
ногу. Лицо у немца было совсем русское и даже обросло по-русски какою-то мочальною бороденкой. Знакомство состоялось как-то сразу, и будущие зятья полюбились друг другу.
Я вскочил с постели, вышиб
ногами и плечами обе рамы окна и выкинулся
на двор, в сугроб снега. В тот вечер у матери были гости, никто не слыхал, как я бил стекла и ломал рамы, мне
пришлось пролежать в снегу довольно долго. Я ничего не сломал себе, только вывихнул руку из плеча да сильно изрезался стеклами, но у меня отнялись
ноги, и месяца три я лежал, совершенно не владея ими; лежал и слушал, как всё более шумно живет дом, как часто там, внизу, хлопают двери, как много ходит людей.
В сахалинской тайге, где
на каждом шагу
приходится преодолевать горы валежного леса, жесткий, путающийся в
ногах багульник или бамбук, тонуть по пояс в болотах и ручьях, отмахиваться от ужасной мошки, — даже вольные сытые ходоки делают не больше 8 верст в сутки, человек же, истощенный тюрьмой, питающийся в тайге гнилушками с солью и не знающий, где север, а где юг, не делает в общем и 3–5 верст.
Теперь я сижу, залечиваю
ногу. Без этого нельзя думать о дороге. Без сомнения, прежде зимы нельзя будет ехать. Я не разделяю твоих страхов, но хочу без раны пуститься, иначе
придется с рожей
на ноге и с лихорадкой сидеть где-нибудь
на станции.
…В Нижнем все благополучно. Туда назначен губернатором Александр Николаевич Муравьев и просит, чтоб я у него остановился. Брат Николай уже меня ждет
на дачу. Все они ждут, а мы ни с места, и, кажется,
придется ждать зимы,
нога моя шалит.
— Никак нельзя было урваться — лагери. Сама знаешь… По двадцать верст
приходилось в день отжаривать. Целый день ученье и ученье: полевое, строевое, гарнизонное. С полной выкладкой. Бывало, так измучаешься с утра до ночи, что к вечеру
ног под собой не слышишь…
На маневрах тоже были… Не сахар…
У меня был вороненький, косматый конек, крепкий
на ноги и довольно резвый: правда, ему
приходилось скакать во все лопатки, когда Электрик шел полной рысью, но я все-таки не отставал.
Не успела Зинаида произнести эти слова, как я уже летел вниз, точно кто подтолкнул меня сзади. В стене было около двух сажен вышины. Я
пришелся о землю
ногами, но толчок был так силен, что я не мог удержаться: я упал и
на мгновенье лишился сознанья. Когда я пришел в себя, я, не раскрывая глаз, почувствовал возле себя Зинаиду.
— Нет, вы, господа, слишком легко относитесь к такому важному предмету, — защищался Сарматов. — Тем более что нам
приходится вращаться около планет. Вот спросите хоть у доктора, он отлично знает, что анатомия всему голова… Кажется, пустяки плечи какие-нибудь или гусиная
нога, а
на деле далеко не пустяки. Не так ли, доктор?
На дворе стояла совершенно черная, непроницаемая ночь, так что сначала Ромашову
приходилось, точно слепому, ощупывать перед собой дорогу.
Ноги его в огромных калошах уходили глубоко в густую, как рахат-лукум, грязь и вылезали оттуда со свистом и чавканьем. Иногда одну из калош засасывало так сильно, что из нее выскакивала
нога, и тогда Ромашову
приходилось, балансируя
на одной
ноге, другой
ногой впотьмах наугад отыскивать исчезнувшую калошу.
На дворе ему
пришлось идти по деревянным мосткам, которые прыгали под
ногами, как фортепьянные клавиши.
«Ну, уж как папа хочет, — пробормотал я сам себе, садясь в дрожки, — а моя
нога больше не будет здесь никогда; эта нюня плачет,
на меня глядя, точно я несчастный какой-нибудь, а Ивин, свинья, не кланяется; я же ему задам…» Чем это я хотел задать ему, я решительно не знаю, но так это
пришлось к слову.
Только спустившись в залу, Александров понял, почему Бауман делал такие маленькие шажки: безукоризненно и отлично натертый паркет был скользок, как лучший зеркальный каток.
Ноги на нем стремились разъехаться врозь, как при первых попытках кататься
на коньках; поневоле при каждом шаге
приходилось бояться потерять равновесие, и потому страшно было решиться поднять
ногу.
Десять рублей — это была огромная, сказочная сумма. Таких больших денег Александров никогда еще не держал в своих руках, и он с ними распорядился чрезвычайно быстро: за шесть рублей он купил маме шевровые ботинки, о которых она, отказывавшая себе во всем, частенько мечтала как о невозможном чуде. Он взял для нее самый маленький дамский размер, и то потом старушке
пришлось самой сходить в магазин переменить купленные ботинки
на недомерок.
Ноги ее были чрезвычайно малы.
Анна с Бахтинским шли впереди, а сзади их, шагов
на двадцать, комендант под руку с Верой. Ночь была так черна, что в первые минуты, пока глаза не притерпелись после света к темноте,
приходилось ощупью
ногами отыскивать дорогу. Аносов, сохранивший, несмотря
на годы, удивительную зоркость, должен был помогать своей спутнице. Время от времени он ласково поглаживал своей большой холодной рукой руку Веры, легко лежавшую
на сгибе его рукава.
Помню такой случай: из конторы богатой фирмы Бордевиль украли двадцатипудовый несгораемый шкаф с большими деньгами. Кража, выходящая из ряда обыкновенных: взломали двери и увезли шкаф из Столешникова переулка — самого людного места — в августе месяце среди белого дня. Полицию поставили
на ноги, сыскнушка разослала агентов повсюду, дело вел знаменитый в то время следователь по особо важным делам Кейзер, который впоследствии вел расследование событий Ходынки, где нам
пришлось опять с ним встретиться.
Пришли к дому Филиппова, но, еще не доходя, взяли проулком, или, лучше сказать, неприметною тропинкой вдоль забора, так что некоторое время
пришлось пробираться по крутому откосу канавки,
на котором нельзя было
ноги сдержать и надо было хвататься за забор.
— Да то, что ни ты, ни я, мы не бабы, не красные девицы; много у нас крови
на душе; а ты мне вот что скажи, атаман:
приходилось ли тебе так, что как вспомнишь о каком-нибудь своем деле, так тебя словно клещами за сердце схватит и холодом и жаром обдаст с
ног до головы, и потом гложет, гложет, так что хоть бы
на свет не родиться?
В «дележане» поместилось четыре человека, а потому
приходится сидеть, скрючивши
ноги, что уже
на протяжении трех-четырех верст производит невыносимую боль в коленках.
«Да, вот как», — говорю; да как кинусь
на него вдруг да в самый живот ему так-таки весь нож и впустил. Ловко
пришлось. Покатился, да только
ногами задрыгал. Я нож бросил.
Но курить солдатам не
пришлось. Только что Авдеев встал и хотел налаживать опять трубку, как из-за шелеста ветра послышались шаги по дороге. Панов взял ружье и толкнул
ногой Никитина. Никитин встал
на ноги и поднял шинель. Поднялся и третий — Бондаренко.
Между тем машинально я шел все дальше. Лес редел понемногу, почва опускалась и становилась кочковатой. След, оттиснутый
на снегу моей
ногой, быстро темнел и наливался водой. Несколько раз я уже проваливался по колена. Мне
приходилось перепрыгивать с кочки
на кочку; в покрывавшем их густом буром мху
ноги тонули, точно в мягком ковре.
— Ах, какой же ты, право, непонятный… Знамо дело, что не дадут. Я уж тебе говорил, что надо под Шабалина подражать… он тоже
на жилке робит, а списывает золото россыпным… Есть тут один анжинер — тебе уж к нему в правую
ногу придется…
Вместо сапог я обулся в поршни из буйволовой кожи, которые
пришлось надевать мокрыми, чтобы по
ноге сели, а
на пояс повесил кошки — железные пластинки с острыми шипами и ремнями, которые и прикручивались к
ноге, к подошвам, шипами наружу.
Съев из последних денег селянку и расстегай, я бодро и весело ранним утром зашагал первые версты. Солнце слепило глаза отблесками бриллиантиков бесконечной снежной поляны, сверкало
на обындевевших ветках берез большака,
нога скользила по хрустевшему вчерашнему снегу, который крепко замел след полозьев. Руки
приходилось греть в карманах для того, чтобы теплой ладонью время от времени согревать мерзнувшие уши. Подхожу к деревне; обрадовался, увидев приветливую елку над новым домом
на краю деревни.
В играх и затеях всякого рода он постоянно первенствовал: он иначе не принимался за игру, как с тем, чтобы возложили
на него роль хозяина и коновода, и в этих случаях жутко
приходилось всегда его товарищу, но стоило только Глебу напасть
на след какой-нибудь новой шалости и потребовать зачинщика
на расправу, Гришка тотчас же складывал с себя почетное звание коновода и распорядителя, сваливал всю вину
на сотрудника и выдавал его обыкновенно с руками и
ногами.
Вероятно, по привычке, приобретенной в холодные зимы, когда не раз небось
приходилось ему мерзнуть около обоза, он
на ходу похлопывал себя по бедрам и притопывал
ногами.
Я знал, что в таких переправах нельзя смотреть вниз, особенно здесь,
на грохочущие буруны, но
приходилось смотреть под
ноги, того и гляди, запнешься за торчащую ветку или
нога попадет
на какую-нибудь неровность зыбившегося подо мной висячего пути.
— Как ты говоришь, выдержки во мне не было!.. Строить я никогда ничего не умел; да и мудрено, брат, строить, когда и почвы-то под
ногами нету, когда самому
приходится собственный свой фундамент создавать! Всех моих похождений, то есть, собственно говоря, всех моих неудач, я тебе описывать не буду. Передам тебе два-три случая… те случаи из моей жизни, когда, казалось, успех уже улыбался мне, или нет, когда я начинал надеяться
на успех — что не совсем одно и то же…
— Как же раньше я не видал его, какая случайность?.. Тьфу, дурак, — профессор наклонился и задумался, глядя
на разно обутые
ноги, — гм… как же быть? К Панкрату вернуться? Нет, его не разбудишь. Бросить ее, подлую, жалко.
Придется в руках нести. — Он снял калошу и брезгливо понес ее.
О пальцах
на ногах говорить не
приходится — они уже не шевелились в сапогах, лежали смирно, были похожи
на деревянные культяпки.
Все светлело в мозгу, и вдруг без всяких учебников, без советов, без помощи я сообразил — уверенность, что сообразил, была железной, — что сейчас мне
придется в первый раз в жизни
на угасающем человеке делать ампутацию. И человек этот умрет под ножом. Ах, под ножом умрет. Ведь у нее же нет крови! За десять верст вытекло все через раздробленные
ноги, и неизвестно даже, чувствует ли она что-нибудь сейчас, слышит ли. Она молчит. Ах, почему она не умирает? Что скажет мне безумный отец?
Несмотря
на все это, герой наш словно из мертвых воскрес, словно баталию выдержал, словно победу схватил, когда
пришлось ему уцепиться за шинель своего неприятеля, уже заносившего одну
ногу на дрожки куда-то только что сговоренного им ваньки.
Подойдя к месту, то есть к тропе, охотник, наклонясь как дальше вперед, но не становясь обеими
ногами вместе, очерчивает лопаточкой четвероугольник
на самой бойкой тропе, так, чтобы тропа
приходилась посредине, бережно снимает пласт снега почти до самой земли и, сохраняя по возможности фигуру волчьих следов, кладет пласт снега позади себя,
на свой собственный след;
на очищенном месте, которого величина должна быть соразмерна величине снасти, он ставит капкан с его полотном, разводит дуги, настораживает их и потом достает, также позади себя, чистого снегу и бережно с, лопаточки засыпает им капкан так, чтобы снежная поверхность была совершенно ровна, и
на этом пушистом снегу, углом или концом рукоятки той же лопаточки, искусно выделывает тропу волчьих следов, копируя снятый им с этого места след.
Г-н Ратч и тут показал бодрость своего духа; он так проворно, с такою силой, с таким размахом бросал комки земли
на крышу гроба, так выставлял при этом
ногу вперед и так молодецки закидывал свой торс… энергичнее он бы не мог действовать, если б ему
пришлось побивать каменьями лютейшего своего врага.